Я попытался встать на ноги. Едва я только поднялся с дивана, как тут же рухнул на пол. Голова буквально раскалывалась, плечи опустились к груди. Боль мучила моё сердце и разум, но я старался не терять сознание, хоть это было и непросто. Я прижал руки к голове и медленными круговыми движениями начал массировать виски. Я всегда так облегчал себе головную боль. На этот раз боль впилась в мой мозг, мысли спутались и руки уже не слушались.

«Вы больны», – раздалось немного в стороне. Стало тяжело дышать, я упал навзничь. Передо мной маячило лицо Кристиана. Я собрал те немногие силы, которые у меня были, чтобы заговорить.

«Оставайся там, – прошептал я. – Я не собираюсь отвечать за твою жизнь…»

Его смех удивил меня. «Вы временами бываете придирчивы, Эрик. Я сомневаюсь, что Вы сейчас в состоянии убить меня. Я полагаю, Вы в моей власти! Забавно, не правда ли?» Я продвинулся к нему, но он обхватил меня руками и уложил на диван. «Дайте я Вас осмотрю». Его пальцы потянулись к белой маске.

От ярости я закричал как зверь. Кристиан отступил назад, как будто на него хотело напасть дикое чудовище. Грудь словно раскалывалась на две части, вокруг меня снова начинала сгущаться тьма. Я слабо расслышал, как Кристиан взбешённо крикнул мне: «Чёрт возьми, Эрик! Умирайте, если хотите!». Темнота наконец окутала меня, и Кристиан исчез.

Не знаю, сколько времени я провёл без сознания.  До сих пор приходят мне на ум лишь обрывки воспоминаний той ночи. Помню, я услышал, как снова открылась потайная дверь, и Кристиан стал что-то искать. Моё сердце сильнее забилось в груди, когда я услышал нежный, манящий голос, произносящий моё имя и умоляющий меня вернуться в сознание. Этот голос заставил меня бороться с болью, пока я не оказался в состоянии открыть глаза.

Первым, что я увидел, была белая маска, лежащая на диване. Я увидел, что по щекам Кристины текут слёзы. Её бледное лицо было печально. Больше всего на свете я хотел утешить её – я не мог вынести её страданий! Я начал говорить, но она приложила свой маленький пальчик к моим губам и, нагнувшись, нежно поцеловала. «Молчи, – сказала она приглушённым голосом. – Ты ещё очень слаб, Эрик. Отдохни». Я попытался подняться, когда увидел приближавшуюся к ней чёрную тень, но Кристина погладила меня по щеке и ухватила за плечи. «Всё в порядке, – сказала она. – Это Кристиан».

Я разглядел его лицо, когда он приблизился на несколько шагов. Оно было таким же белым, как клавиши фортепиано, на котором он играл. Его губы что-то бесшумно бормотали. «О, Боже мой, – произнёс он. – Господи Иисусе!». Кристина предупреждающе взглянула на него – взглядом, подобным блеску холодных кинжалов, –  и Кристиан отошёл.

«Маска», – прошептал я. Я не хотел показывать собственному сыну своё ужасное лицо. Я собрал все оставшиеся силы и еле-еле потянулся к маске. Чувственные губы Кристины изогнулись в нежной улыбке понимания. Я закрыл глаза. Её страстные губы соприкоснулись с моими за секунду до того, как защитная ткань маски закрыла моё лицо.

«Ты нашёл их?» – Кристина позвала сына, который что-то пробормотал в ответ низким голосом. Маленькие пальчики Кристины словно тиски сжимали мою кожу. Будучи в ослабленном состоянии, я мог только не обращать внимания на её крепкую хватку. «Эрик, – сказала она. – Эрик, ты должен сказать мне, куда ты дел лекарства. Где они?»

Я знал, что если не скажу, где лежат лекарства, я умру. Вполне возможно, что я уже впадал в объятия смерти, стоящей за моей спиной. Со всеми мучениями и ужасными страданиями прошлого наконец будет покончено.

Один раз я стремился к этому. Я встречал смерть годы спустя после того, как понял, что имею власть над Кристиной. И чувствуя, как её нежные маленькие пальцы гладят мои лоб и щёки, я внезапно возжелал жить. Мне было всё равно, буду ли я жить в тёмной пропасти под Оперным театром или нет. Пока Кристина со мной, мне безразлично, куда я отправлюсь или что я буду делать. Звук её голоса, тепло её кожи заставляло моё сердце в исступлении петь, даже когда оно билось в сильных муках. Я хотел жить для Кристины с тех пор, как её голос пленил моё сердце.

Я знал, что не уступлю её снова никому, ни смерти… ни другому мужчине.

«Верхний ящик комода в твоей спальне», – прошептал я и сквозь маску почувствовал, как её тёплые влажные губы коснулись моей щеки. Она поднялась с дивана. Я остался один в слабо освещённой комнате.

Я очнулся из-за того, что Кристиан и его мать о чём-то спорили. Поначалу они говорили громко, я слышал их и, сам не желая того, покидал тёмное царство, где не существовало боли. Словно короткие острые кинжалы рассекали мне грудь, но когда я вконец очнулся, голоса начали стихать. Я лежал на диване с закрытыми глазами и внимал их голосам. Стало тише.

«Ты целовала его, мама. Ты целовала этого… человека, это существо! Как ты можешь изменять отцу и при этом улыбаться?»

«Может быть, я и не изменяю твоему отцу, Кристиан». Кристина говорила спокойно, но в её голосе слышалась какая-то вкрадчивая холодность. «Может, я вовсе не изменяю твоему отцу. Может, будучи все эти годы женой твоего отца, я изменила Эрику!».

«Что?»

«До того, как выйти замуж за твоего отца, Кристиан, я дала Эрику клятву стать его женой. Священника при этом не было… но разве это имеет значение, не правда ли? Не всё ли равно, есть или нет священник, который слышит клятву? Разве Бог не слышит их, разве Он не единственный важный священник?» Я услышал мягкий шорох платья Кристины, когда она стала ходить по комнате. «Не буду лгать тебе, Кристиан. Я люблю Эрика».

«Ты вышла за него? Ты вышла замуж за Эрика?»

«Да, – прошептала она. – Да. Прежде, чем выйти замуж за твоего отца». Я услышал, как она медленно зашагала по комнате. Когда она снова заговорила, то уже стояла возле меня. «Я вышла за твоего отца после того, как предположила, что Эрик умер».

«Тогда… – с недоверием произнёс Кристиан. – Тогда по закону ты до сих пор являешься женой Эрика, мама. Твой брак с отцом ничего не значит!»

«Я не уверена», – пробормотала Кристина. Она присела на диван и взяла меня за руку. Тепло её ладони пронеслось по всему моему телу. «Наши клятвы не были официально зарегистрированы. Эрик хотел...  Эрик хотел пойти в часовню в полночь, но Перс сказал ему, что это может быть опасно». Кристина коснулась тёплыми губами моей руки и осторожно положила её на кушетку.

«Тогда, если ваши клятвы не были официально заверены, ты не была замужем, мама».

«Бог слышал каждое наше слово», – спокойно ответила Кристина.

Кристиан с топотом стал ходить по комнате. «Ты… консумировала свои отношения с Эриком?».

В груди у меня пронеслась резкая боль. Я тяжело вздохнул и обхватил себя руками, тщетно пытаясь унять мучившие меня страдания.

Кристина на секунду склонилась надо мной и коснулась губами моей щеки. «О, Эрик, ты должен поправляться, ты должен!» – произнесла она. Я лежал с закрытыми глазами. Конечно, они не станут притворяться, если будут думать, что я их не слышу…

Кристина выпрямилась, как будто только что вспомнила вопрос Кристиана. «Это тебя не касается», – сказала она.

«Неужели?» – сказал Кристиан прохладно-ледяным голосом. Кристину села около меня. «Не моё дело, мама? Ради Бога, ты забыла, кому ты дала обет верности! Кому, мама? Кто из них твой муж?». Я услышал громкий гулкий удар по стене, после которого Кристина вскочила на ноги.

«Хватит! Кристиан, хватит! Ты поранишься!». Я приоткрыл глаза и увидел, как Кристина бросилась к сыну и обняла его. Кристиан стоял, трясясь от ярости и стиснув челюсть. Гнев на его лице сменился печалью.

«Как насчёт отца? Как насчёт того, что все эти годы ты провела с ним?» – спросил Кристиан и посмотрел на макушку головы Кристины, которая доходила ему почти до подбородка. Его рука колебалась около неё, потом он всё же обнял мать. Повисла пауза. «Как насчёт меня?»

«Насчёт тебя, Кристиан? Я люблю тебя больше жизни! Ты мой сын, ты всегда будешь моим сыном», – сказала Кристина тихим голосом. Мне приходилось напрягать слух, чтобы отчётливо расслышать её слова. «Я также люблю и твоего отца, но эта не такая любовь, которую я чувствую к Эрику. Твой отец один из самых приятных мужчин, которых я когда-либо знала, но Эрик… О, Кристиан, ты никогда не сможешь понять!»

«Объясни мне, мама! Скажи, как ты можешь любить это уродливое создание, это злобное существо, которое много лет назад пыталось убить отца. Ты никогда подробно мне не рассказывала об этом, мама, но ты говорила, что Эрик пытался убить его! Как ты можешь любить того, кто за секунду может лишить жизни? Могу сказать, что он даже не сожалеет о совершении убийства!».

Кристина вздохнула. «Да, я не сомневаюсь, что он убийца, –  сказала она чуть громче. – Но я вижу, что кроется за этим, Кристиан. Ты видел его лицо! Представляешь, какую жизнь он вёл? Боже мой, я была первой, кто поцеловал его за все эти годы, и он плакал! Он плакал от счастья! Такое незначительное выражение чувств, поцелуй, но всю жизнь ему было в этом отказано!».

«Мама, может, ты путаешь жалость к этому человеку с любовью…»

«Нет! – Кристина топнула своей ножкой по полу. – Нет, я не жалею его! Как я могу? Ты видел его, Кристиан. В мире нет человека великолепнее, чем Эрик. Как я могу жалеть его? Я хотела бы быть такой же сильной, как он». Я почувствовал, что Кристина села рядом со мной, жар её руки передался мне через мою одежду к плечам. «Мне больно, когда его нет рядом», – сказал она. Её пальцы дрожали. «Я люблю твоего отца, но любовь к Эрику сильнее меня».

«Что ты будешь делать?» – я слышал, как Кристиан ходит по комнате, спиной он загородил мне свет. Я чувствовал, как он пристально смотрит на меня и Кристину, которая сидела рядом, будто защищая меня от сына. «Если отец узнает, что ты чувствуешь, мама, это его убьёт! Это вырвет у него из груди сердце!»

«О Боже, я знаю!» – Кристина поднялась с дивана. Я слегка приоткрыл глаза и увидел, что она стоит у противоположной стены, обхватив плечи руками – она всё время так делала, когда была испугана и неуверенна. Её бледное лицо казалось жёлтым в мерцающем отблеске бра¹, прикреплённых к стене. «Я не знаю, что делать! Мне нужно время подумать…»

«О чём? – голос Кристиана оторвал Кристину от мыслей. – О чём тут можно размышлять? Ты покинешь отца и меня?»

Кристина подошла к нему и положила свои маленькие руки ему на плечи. «Я никогда не покину тебя, Кристиан, – сказала она. – Этого ты можешь не бояться. Но я сейчас знаю, что не могу навсегда оставить Эрика, я не могу просто уйти и больше никогда не возвращаться к нему». Она сделала паузу. «Мне нужно время, чтобы это обдумать». Кристина посмотрела ему в лицо. Кристиан, не моргая, смотрел на неё расширенными глазами. Его волосы мерцали в мягком свете свечей. «Возвращайся немедленно домой, Кристиан. Отец будет беспокоиться о нас. Иди домой».

«Он спросит о тебе».

«Скажи ему, что я ухаживаю за больным другом и вернусь домой при первой возможности».

Кристиан секунду смотрел на лицо матери и отошёл от неё на шаг, его золотистые глаза были холодны. «Ты ответишь перед Богом за это предательство, мама», – сказал он.

«Да, – пробормотала она. – Думаю, ты прав. Бог заставит меня ответить. Он уже заставил меня расплатиться по счетам, Кристиан, все эти годы я думала, что Эрик мёртв! Все эти годы я желала хотя бы мельком увидеть Эрика… Я уже ответила перед Богом! Он заставил меня заплатить цену за измену моему сердцу!». Она обернулась и посмотрела на меня, и я быстро закрыл глаза. «Я знаю, что должна буду ответить за свои поступки. Я готова».

Я услышал, как за Кристианом закрылась потайная дверь.

Скажет ли он своему отцу, что я жив? Расскажет ли он Раулю де Шаньи, что его жена регулярно наносит визиты монстру, который много лет назад покушался на его жизнь? Я думал обо всём этом, лёжа на кушетке с закрытыми глазами и притворяясь спящим.

Звук тихих рыданий заставил моё сердце чаще забиться в груди. Мои руки тряслись, пока я слезал с дивана и поднимался на ноги. Я даже не помню, чтобы я был настолько слаб, настолько беспомощен. Это ещё больше лишало меня сил. Грудь пронзала острая боль. Я оглядел всю комнату. Кристина пропала. Дверь в её спальню была закрыта. Чем ближе я приближался к двери, тем отчётливее слышал рыдания. Я уже хотел было постучать, но вместо этого повернул ручку и вошёл.

Сначала я не увидел Кристину. Её рыдания раздавались с другой стороны кровати. Она сидела в дальнем углу комнаты, крепко обхватив руками колени и закрыв ладонями лицо. Её плечи тряслись, рыдания становились всё сильнее. Взглянув на неё, я понял, что все муки, все боли, от которых Кристина страдала почти всю свою жизнь, были из-за меня. Я навёл её на этот путь страданий с того самого момента, как провёл её через зеркало. Боль мучительным узловатым комом ширилась во мне, пока не заполнила всё моё существо. Я открыл рот, но мой голос пропал. Я мог только весь дрожа стоять и смотреть на беспомощные страдания загнанной в угол молодой женщины, сердце которой было разбито.

Наконец, я смог произнести: «О, Кристина».

Мой голос подействовал на неё словно электрический ток. Она вздрогнула и подняла голову. Вокруг её глаз лежали тёмные круги, на лице сверкали потоки слёз. Она облизнула свои пухлые губы и спрятала за ухо непослушный локон.

Даже в моём ослабленном состоянии мне не составило труда поднять её на ноги. Я обнял её и подвёл к кровати. Жестом я показал ей лечь, затем прилёг рядом с ней и заключил в объятия. Её прерывистое дыхание постепенно стало ровным – она засыпала. Я вздохнул. Ощущая тепло её дыхания, я медленно впадал в тёмное забвение.

Я заснул. Иногда я осознавал, что это только сны. Иногда я становился невольным актёром на их главной арене. Они неистово проносились в моей голове, заставляя меня дрожать в холодном поту…

«Прошу, Боже, пожалуйста, только отпустите меня! Выпустите!» – рыдания рвались из глубины моего сердца, я поднимал руки к небу и съёживался в дальнем углу железной клетки, которая стала моим домом с тех пор, как я убежал от гнева и обвиняющего взгляда своей матери.

«Заткнись, мальчишка, пока я не вырезал тебе язык!» –  цыган развернулся в мою сторону и погрозил кулаком. – «Я достаточно тебя наслушался! Сюда в любую минуту могут зайти люди, так что прикрой свой рот, сейчас же!»

Я подполз к другому краю клетки. По моим щекам побежали горячие слёзы, когда я обхватил пальцами железные прутья, единственную преграду на моём пути к свободе. «Прошу, выпустите меня, – умолял я. – Пожалуйста! Я сделаю всё, что вы хотите…»

«Я хочу, чтобы ты оставался в клетке! – прорычал цыган. – Ты никуда не уйдёшь!» Он откинулся на пятки. «Ты приносишь мне достаточно денег, малыш. Люди любят смотреть на уродов! Что ж, вышло так, что я владею королём уродов!»

«Пожалуйста, отдайте мне мою маску», – пробормотал я и закрыл лицо руками.

Он схватил меня за запястья и отдёрнул руки от лица. «Я не позволю такого во время представления! – прокричал он. – Думаешь, ты не урод? Ну, тогда погляди на это, мальчишка! Погляди на это и скажи, что ты не урод!»

Он вынул из-за спины руку и вытянул её. Меня ослепил яркий свет, от которого я прищурился. Открыв глаза, я уткнулся прямо в лицо самого жуткого монстра, которого я когда-либо видел… Я видел это создание прежде – один раз, в узком высоком зеркале в доме моей матери. Моя реакция была почти той же. Я с кулаками бросился на это существо в отчаянной попытке избавиться от демона, который днём и ночью терзал меня. Я почувствовал, как зеркало разбилось, и его осколки впились мне под кожу. Мои руки внезапно покрылись чем-то тёплым и липким. Цыган замахнулся кулаком и больно ударил меня по голове. Послышались его языческие цыганские проклятия.

Я сжался в дальнем углу клетки и крепче прижал руки к груди. Я увидел, что цыган стоит перед клеткой и чем-то машет мне. «Это то, что ты хочешь, малыш? Ты хочешь это?» Это была белая маска, запачканная его грязными руками. За секунду боль переросла в гнев. Я бросился к цыгану и зарычал на него, как дикий зверь. Он на секунду отступил, затем посмотрел на меня и засмеялся. Я вернулся на место и сел к нему спиной. По моим венам побежал мертвящий холод, бушевавший во мне гнев стих. Я почувствовал себя старше своих семи лет.

Я развернулся, чтобы проклясть цыгана, но его уже не было перед моими глазами – и вот уже другое время и место.

Мне снова было пять лет.

«В тебя вселился демон, Эрик! Это, должно быть, он заставляет тебя так себя вести!»

Я сжался в дальнем углу комнаты, как можно дальше от матери. Она наконец прекратила разбрасывать вещи. Я услышал, как она подошла ко мне и остановилась. Выглянув из-под белой маски, я увидел, что она стоит передо мной. По её лицу текли слёзы.

«Пожалуйста, мама, – прошептал я. – Я лишь попросил…»

«Ты знаешь, что не можешь получить то, о чём попросил!» – сказала она. Её голос похолодел, когда она отвернулась от меня. «Я хочу, чтобы ты был сильным, Эрик! Ты должен научиться быть сильным. Люди жестоки!»

Неожиданно я захотел, чтобы она обняла меня. Я не знал, на что это похоже, но мог вообразить. Я не спал много ночей, дрожа от страха. Я закрывал глаза и представлял себе, как мама обнимает меня руками. Я чувствовал их тепло, они успокаивали… может даже с любовью… Я встал, подошёл к маме и взялся рукой за край её платья.

Она отшатнулась, как будто мои пальцы были из горячего чугуна. Я отдёрнул руку. Она взглянула на меня. «Прекрати это, Эрик, – прошептала она. – Довольно. Иди поиграй на фортепиано».

«Ты хочешь, чтобы я сыграл для тебя?» – спросил я дрожащим голосом. Внезапно я возненавидел себя за свою нерешительность перед ней. «Хорошо, я сыграю для тебя, мама». Тыльной стороной ладони я утёр слёзы, бушевавшие во мне печаль и отчаяние я утаил в глубине души. Я подошёл к инструменту и увидел, как мама, смотря на меня, села на диван, стоявший посредине комнаты. Её глаза были полны печали и жалости.

«Мама», – произнёс я.

Она вздрогнула, затем моргнула. «Да, Эрик?»

«Я больше никогда не попрошу поцелуя», – сказал я.

Казалось, что сны преследовали меня целую вечность, мгновения моей жизни становились пьесой, которую я смотрел, лежа в темноте, которая заставляла меня смотреть их.

По всему телу внезапно пронёсся холодок. Моё сердце дрогнуло от счастья, когда я увидел чёрную тень, пересекающую комнату. Я знал, что это Кристина; я чувствовал её. Каждое моё ощущение тотчас же обострилось, хотя я не мог найти в себе силы даже открыть глаза. Её маленькие руки вытерли мой лоб. Прикосновение холодного влажного платка вызвало у меня дрожь, и вокруг меня снова начала сгущаться тьма…

Когда я очнулся, Кристины рядом не оказалось. Моё сердце на короткий миг затрепетало от слепой паники, затем успокоилось, когда я услышал шум в передней. Открылась дверь. Я улыбнулся, но улыбка сошла с моих губ, когда в комнату вошёл дарога.

«Здравствуй, Эрик», – сказал он и улыбнулся мне. Я жестом показал ему помолчать. У меня не было ни времени, ни желания разыгрывать из себя праведность. Мои единственные мысли были о женщине, которая подобно яркому свету озарила мою тёмную душу.

«Кристина», – сказал я.

«Она ушла, Эрик».

«Да, вернулась к Раулю, дорогому, милому Раулю», – проговорил я. На моём лбу выступил холодный пот, когда я свесил ноги с кровати. «Упаси Боже её только сказать ему правду!»

«Ты знаешь, что она не сможет так поступить, Эрик. Разве недостаточно того, что она целую неделю оставалась с тобой?»

«Неделю? – у меня закружилась голова. Я закрыл лицо руками – Я провёл так неделю? Я был в таком состоянии неделю?»

«Да, – сказал дарога, понизив голос и прислонившись к косяку двери. – На самом деле это, конечно, чудо, что ты остался жив, Эрик. Ты принимал лекарства или нет?»

«Никогда не видел в этом необходимости».

«Думаю, сейчас видишь. Если бы ты не сказал Кристине, где они, ты бы умер. Очевидно, это был тяжёлый припадок». Он подошёл и сел рядом со мной. Он показался мне стариком, хотя я знал, что он моложе меня на несколько лет. «Ты не можешь больше этого допустить, Эрик, – сказал он. – Этот беспорядок тебя погубит, мой друг». Он улыбнулся. «Тогда чьей совестью я буду?»

«Думаю, своей собственной, – я приложил руку ко лбу и вытер холодную испарину. – Когда Кристина ушла?»

«Недавно, – ответил дарога. – Она попросила проследить за тем, чтобы ты что-нибудь поел. Ты недостаточно питался эту неделю. Помнишь, как она ухаживала за тобой, Эрик?»

«Нет, – ответил я. – Да, я помню, как лежал на кровати рядом с ней». Не было нужды пускаться в подробности о Кристине с дарогой. Я помню, как Кристина пела мне своим нежным голосом, её ангельский голос вырывал меня из темноты, которая овладела моими чувствами. Я помню, как пытался преодолеть сны, но они окружали меня и изнуряли.

«Она оставалась около тебя круглые сутки».

Круглые сутки? Кристина день и ночь сидела со мной в течение целой недели, и я был так слаб и в таком бессознательном состоянии, чтобы быть с ней! Панические мысли, словно табун скачущих лошадей, пронеслась у меня в голове. Если Кристина была около меня, кто же заботился о ней? Кто приносил еду и воду, кто наблюдал, как она спит?

Дарога прочёл мои мысли. «Я присматривал за ней, Эрик, – сказал он. – Я заставлял её есть, но спать она соглашалась, только если была рядом с тобой». Дарога вздохнул и поднялся с кровати.

«Пойдём, я приготовлю небольшой обед. Ты должен есть, чтобы к тебе возвращались силы».

Я попытался встать с кровати, но ноги не слушались меня. Дарога тотчас же оказался около меня. Он уложил меня на подушки. «Я принесу еду сюда», – сказал он и секунду смотрел мне в глаза. «Я сожалею, Эрик, – произнёс он. – Сожалею о том, что обвинил тебя в похищении Кристины. Я больше не сомневаюсь в её любви к тебе». Он развернулся и исчез в дверном проёме.

Когда Кристина вернулась, я сидел на кушетке и пил из чашечки русский² чай. Дарога вышел из комнаты на пару минут раньше.

Потайная дверь открылась, и вошла она, закутанная в длинный тёмный плащ с капюшоном. Мною овладела радость, на лице тотчас же появилась улыбка. Кристина сняла капюшон. Моя весёлость сменилась унынием, и я почувствовал, как во мне закипает бешеная ярость. Я встал и подошёл к ней.

Тёмные круги вокруг её глаз стали ещё заметнее. Вспухшие губы покраснели, очевидно, из-за того, что она в отчаянном испуге кусала их. Словно от безнадёжности, её щёки осунулись. Я не сомневался, что за её страдания был ответственен Рауль де Шаньи. Я рассердился, подошёл к ней и прижал к себе. Уткнувшись лицом мне в шею, она томно и устало вздохнула.

«Что стряслось?» – спросил я, уже зная ответ на свой вопрос. Её глаза сказали мне всё, когда она сняла капюшон.

Рауль де Шаньи узнал, что я жив.

«Ты в порядке? Тебе нужно лежат в постели, Эрик!» Как это похоже на Кристину – беспокоиться о моём здоровье, когда её собственное под угрозой! Я покачал головой и заглянул ей прямо в глаза. В них заблестели слёзы. Я подвёл Кристину к кушетке, на которую она тут же упала.

«О, Эрик, я не знаю, что делать», – прошептала она. Её голос то и дело дрожал от рыданий. «Я никогда не видела Рауля таким! Он был так подавлен, убит горем…».

«Может, теперь он поймёт глубину моего многолетнего страдания», – пробормотал я.

«Нет, он не знает, что это ты! Он думает, что я хожу к кому-то, но он, слава Богу, не догадывается, что это ты!» Кристина ломала руки во время своего рассказа и кусала нижнюю губу с такой силой, что я уже заметил капельки крови.

Я вскочил с дивана, схватившись рукой за сердце из-за приступа предостерегающей боли. Я сделал несколько глубоких вдохов, представив себе, как, стоя перед Раулем де Шаньи, я вижу последний огонёк жизни в его глазах.

«Эрик, прошу», – прошептала Кристина. Её глаза умоляли меня выслушать её, и я заставил себя подчиниться. «Он не знает, что это ты. Наша тайна пока в безопасности». Она встала и подошла к фортепиано, обхватив руками плечи. «Он плакал. Он всё спрашивал меня, почему я больше не люблю его. Он тронул моё сердце, Эрик. Он тронул моё сердце, и тот, о ком я могла думать, был ты!»

Я бесшумно подошёл к ней. Она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза и бросилась в объятия. Я чувствовал, как её слёзы горячими влажными потоками льются мне на рубашку. «Я убью его», – подумал я. Это всего лишь вопрос времени. Терпение, Эрик…

«Он тебе сделал больно?» – спросил я.

«Нет, – ответила она, удивившись. – Рауль бы никогда не ударил меня! Он поклялся убить человека, которого я навещала. Я отрицала это, но один из слуг сказал ему о моих ночных отъездах из дома». Она сделала паузу. «Я верю, что он любит меня, Эрик».

«Разве может быть иначе?» – пробормотал я. Кристину слегка улыбнулась, и я смахнул слезу с её щеки.

Рауль де Шаньи хотел убить человека, к которому она ходила.

Человек, к которому Кристина ходила, очень сильно хотел убить Рауля де Шаньи.

Я знал, что моя душа не успокоиться, пока Кристина не будет полностью моей. В глубине разума у меня возникла мысль, слабо горящий огонёк, который зажёгся до слепящих размеров. «Кристина, – сказал я. – Если ты вправду хочешь жить со мной, это можно устроить».

Она выпрямилась и отшатнулась от меня с округлёнными глазами. «Нет, Эрик, ты не причинишь вреда Раулю! Пожалуйста, ради Кристиана…».

«Я не это имею в виду», – сказал я, хотя моё сердце дрогнуло от радости при этой самой мысли. «Ты помнишь, как я притворился мёртвым, Кристина? У меня ещё осталось снадобье. Ты можешь принять его сейчас, и я смогу прийти за тобой».

«Притвориться мёртвой?» – прошептала она. Если бы это было возможно, я бы сказал, что её лицо ещё больше побледнело. «Я… я не уверена…»

«О, Кристина, это будет до смешного просто, – сказал я. – Ты выпьешь настойку. После того, как она подействует, я приду за тобой. Я принесу тебя сюда. Мы сможем провести остаток нашей жизни вместе! Ты хочешь этого, Кристина?». Меня трясло от агонии исступлённого восторга при мысли, что Кристина всегда будет рядом со мной, прямо как много лет назад, когда она была моей женой.

«Да, – прошептала она. – Да, я хочу быть с тобой, Эрик». Она закусила губу, её глаза стали карими безднами мучения и нерешительности. Её лицо с совершенными чертами лица стало стремительно розоветь.

«Нет!» – сказала она, покачав головой. Её длинные тёмные кудри рассыпались по плечам. «Нет, Эрик! Я не могу так поступить с Кристианом! Я не могу причинить ему боль! Разве ты не понял, как мне больно было видеть тебя мёртвым, знать, что я снова не увижу тебя? Я не могу причинить такие же страдания кому-то!»

В голове у меня нескончаемо проносились беспокойные мысли, снова, снова и снова. «Кристина, – сказал я. – Ты беспокоишься о Кристиане? Мы потом всё расскажем ему. Его горе будет недолгим, уверяю тебя! Скажи, это из-за Кристиана или Рауля де Шаньи?»

«Я не могу причинить боль Раулю, – пробормотала она. – Если он подумает, что я умерла, это убьёт его!» Она обхватила руками плечи и отвернулась от меня. «Но как насчёт Бога, Эрик? Разве симулирование смерти не есть в некотором смысле ложь Всевышнему? Разве не Он решает, кому умереть?»

«Бог?» – сказал я. Само упоминание имени Создателя привело меня в бешенство в тот момент. «Как насчёт того, что Он решил меня создать таким, какой я есть, Кристина? Думаю, однажды он проснулся и сказал: «Давайте же создадим сегодня самого жалкого, измученного человека на земле!» Как, должно быть, ему было скучно. Мне простить его за это? Может, я должен подставить другую щёку³, так ведь говорят!».

«Прошу, прекрати!» – вскричала Кристина. Вздрогнув, она сделала глубокий вдох. «Я не могу так поступить, Эрик», – сказала она, решительно покачав головой. «Я хочу быть с тобой, но не таким путём». Она повернулась ко мне. В мерцающем свете свечей её слёзы казались золотистого цвета. Я неожиданно увидел, как плачет один из Божьих ангелов. Её скорбное выражение лица заставило мою душу дрогнуть. Я подозвал её к себе непроизвольным жестом руки, и она повиновалась. Я заключил её в объятия и провёл рукой по её шёлковым волосам. Дрожа всем телом, она обхватила меня за шею. Она стала более сильной духовно, чем была много лет назад. Если я хотел, чтобы она снова была моей, я должен был найти такой способ, с которым бы Кристина согласилась, и в глубине разбитого сердца я осознавал, что Раулю де Шаньи в этом случае не должна грозить ни боль, ни опасность.

Той ночью Кристина сильно озадачила меня. Её взгляд был затуманен, и в нём читался отблеск раздумий, ответы на мои вопросы были короткими и неопределёнными. На этот раз я не представлял, о чём Кристина думает, и это меня встревожило. Может, я настолько стал с ней близок, что не мог сделать шаг назад и беспристрастно наблюдать за ней, таким образом я не мог прочесть её мысли. Я часто слышал, что труднее прочесть мысли того, кого любишь, нежели мысли незнакомца…

Кристина завладела моими мыслями и обожгла душу. Мой дух не успокоится, пока она не будет со мной. Иногда отчаяние овладевало мною на несколько дней. Я пробирался сквозь тёмные коридоры под Оперой, мои глаза слепо смотрели вперёд, мысленно я уже видел, как мои руки сжимают шею Раулю де Шаньи.

Когда я не мог быть рядом с Кристиной, меня утешало то, что я смотрю на Кристиана. Только если со мной была Кристина, я пропускал его выступления. Я всегда следил за тем, чтобы меня не было видно, даже если он поворачивал голову в направлении пятой ложи. Иногда я замечал, что он смотрит на неё, и я знал, что он чувствует, что за ним наблюдают. Как будто бы он унаследовал большинство из моих «шестых» чувств…

Однажды вечером, стоя в тени и аплодируя на представлении своему сыну, я обежал глазами ложи оперного театра на противоположной стороне. Прямо напротив пятой ложи стоял светловолосый мужчина, и при его виде во мне вспыхнул гнев. Я сжал руки в кулаки. Это был Рауль де Шаньи.

Он стоял в окружении нескольких мужчин во фраках. Он был намного выше всех остальных, его светлые кудри колыхались, пока он кланялся Кристиану, показывавшего на человека, которого считал своим отцом. Рауль подал руку кому-то сидящему рядом. Через перила перегнулась головка с длинными тёмными кудрями. Сердце сильнее забилось в груди, когда я увидел Кристину.

Рауль поцеловал её маленькую руку, потом наклонился вперёд и поцеловал её в губы. Поцеловал её! Он поцеловал её! Она стояла с ним рядом как жена, её зелёное шёлковое платье мерцало в свете люстры, волосы на голове были убраны, белоснежные плечи открыты ради его удовольствия. Другие люди в ложе смеялись над дерзостью поступка, но его смысл был мне ясен. Нет, Рауль де Шаньи сказал мне недвусмысленным выражением, что женщина, которую я люблю больше всего на свете, пока ещё принадлежит ему.

Ему не нужно было прятать от неё свою любовь в тёмной бездне ада под Оперным театром. Он мог поцеловать её на глазах всего мира, несмотря на то, что я был первым, кому она обещала отдать свою любовь. Общество простит ему эту похвальбу своими чувствами.

Оно никогда не простит меня за моё лицо.

Гнев бушевал у меня в груди, пока я мчался сквозь тёмные коридоры, ведущие к подземному озеру. Я пылал от бешенства, которое лишило меня возможности рационально мыслить. Я бежал, словно раненое животное, которое жаждет смести всё на своём пути. Как я хотел добраться до Рауля де Шаньи! Меня не удивило, что Бог в тот вечер не исполнил моего желания.

Вместо этого я близко от себя услышал щелчок. Этот звук заставлял сильнее биться от страха моё сердце - я пока не перестал бояться смерти. Это был звук взведённого курка пистолета. Я развернулся, туман ярости подобно урагану кружил у меня в голове, затуманивая взор. «Ты сегодня играешь своей жизнью!» – прошипел я.

Я разглядел чёрную нечёсаную бороду и глаза-бусинки. Голос незнакомца скребком прошёлся по сердцу, которое стало холодным твёрдым камнем после того, как я увидел тот поцелуй, поцелуй, поцелуй! Мой разум плакал, когда я представлял себе это снова, снова и снова.

«Выворачивай свои карманы». Голос бородатого грабителя вернул меня к реальности. Мародёр, здесь! Здесь, в моих катакомбах, коридорах, на пути к моему дому. Он определённо забрёл сюда с верхних этажей Оперного театра. От него несло ликёром.

«У меня нет ничего, что тебя заинтересует», – ответил я.

Звук приближающихся шагов позволил мне сосредоточиться. Я быстро обежал глазами коридор, в котором всё стало видно, и устремил взгляд на лицо незнакомца. «Ни звука», – прорычал он, я наклонил голову в сторону, решив исполнить его последнее желание. Я кивнул ему.

Звук шагов становился слышен всё отчётливее. Вскоре на некотором расстоянии я увидел идущего в мою сторону человека. Он был одет во фрак, его белая рубашка выделялась в темном коридоре. Мерцание его чёрных волос подсказало мне, что это Кристиан.

Грабитель повернулся и, вытянув руку, направил пистолет прямо на Кристиана, который смотрел себе под ноги. Его рука напряглась, пальцы уже почти нажали на спусковой крючок.

Без дальнейших колебаний я выхватил из-под плаща пенджабское лассо и набросил его на шею незнакомца. Я рванул верёвку на себя, крутанув запястьем руки, – этот жест многим приносил смерть… и дарил жизнь другим. Единственными звуками были падение пистолета на землю и глухой удар тела грабителя, когда я резко сбил его с ног.

Кристиан остановился, приготовившись защищаться, хотя в этом уже и не было необходимости. Его глаза округлились, когда он увидел лежащий на земле труп незнакомца. Кристиан поднял глаза и уставился на меня.

«Эрик, – произнёс он. – О, Боже мой! Что Вы сделали? Вы его убили!» Кристиан начал пятиться, когда я подошёл к нему. «Вы его убили!» Он вытянул руки ладонями ко мне.

«Он бы убил тебя», – не успел сказать я, как Кристиан развернулся на каблуках и исчез за углом.

Мой сын в ужасе убежал от меня, а я всё представлял себе, как Рауль де Шаньи рукой обнимает Кристину за шею, чтобы поцеловать её. Я решил повидаться с Кристиной, зная, что самым подходящим местом, где её можно будет найти после выступлений сына, была его артистическая.

Через зеркало было всё идеально видно. Видимо, Кристиан вернулся в гримёрную в то же время, что и я подоспел к зеркалу. Кристина ждала его, жёлтый свет играл на её тёмных кудрях. Она вскочила на ноги, когда Кристиан ворвался в дверь. Он начал приближаться к Кристине, которая сдвинула брови и попятилась от него назад, пока не коснулась спиной стены комнаты.

«Мама, – сказал Кристиан. – Ты должна рассказать мне всё, что ты знаешь об Эрике! Сейчас же!»

«В чём дело, Кристиан?» Лицо Кристины побледнело, когда Кристиан схватил её за плечи. «Кристиан, ты делаешь мне больно! Пусти!»

Он отпустил её и присел на маленькую кушетку. «Это было ужасно! – пробормотал он. – Он был такой холодный… и мёртвый! Сам Бог не смог бы сразить человека с таким умением!»

«Кристиан, о чём ты говоришь?» – спросила Кристина.

«Эрик! – произнёс он. – Эрик! Я видел, как Эрик убил человека, мама! Он достал из-под плаща верёвку и…»

Прижавшись спиной к стене, Кристина опустилась на пол и обхватила руками колени. «Ты видел, как он кого-то убил, Кристиан? Ты видел это?»

«Так же ясно, как вижу тебя сейчас, мама!» – ответил Кристиан, опустив руки.

«Должно быть, он сломал ему шею!»

Кристина поднялась и подошла к сыну. «Ты никому не должен говорить об этом, Кристиан, слышал? Ты не знаешь, почему Эрик убил этого человека…»

«Господи, мама! Что тебе мешает видеть Эрика таким, какой он есть? Ты будешь ждать, пока он не убьёт отца, и тогда, может быть, поймёшь?» Кристиан уже почти кричал, отчего Кристина съёжилась.

Неожиданно дверь в комнату распахнулась, и вошёл виконт Рауль де Шаньи. Он больше не был тем мальчишкой, которого я жаждал убить. Он стал мужчиной, и, возможно, проблем будет больше…

Он окинул пристальным взглядом комнату, остановившись на дрожащей Кристине и Кристиане, который со своими сверкающими жёлтыми глазами и побледневшим лицом был похож на обезумевшего демона.

Узкие губы Рауля покраснели, его взгляд выражал сильное недовольство. Тишину нарушало лишь частое дыхание Кристины и непрекращающееся постукивание золотой трости виконта по полу.

«Что здесь происходит? – спросил виконт де Шаньи. – К чему этот разговор об Эрике?»

¹ - бра (франц. bras - рука) – крепящийся к вертикальной плоскости настенный светильник (прим. переводчика).

² – имеется в виду чай с лимоном и, видимо, заваренный в самоваре (прим. переводчика).

³ – цитата из Библии (прим. переводчика)

***